В Крыму мужчину выбросили умирать на свалку сначала семья, потом врачи, теперь открещивается и государство?

Как часто мы слышим слова от уволенных людей – выбросили на помойку. Слыхали и сентенции о материальности слова. Не понимая при этом, насколько страшным может оказаться эта самая материя, воплощенная буквально.

Симферополь, район аэропорта Заводское, улица Аэродромная, помойка. Это адрес, по которому вот уже больше месяца на мерзлой земле лежит человек. Безногий инвалид, у которого есть имя - Николай Петрович Фотченко, есть даже украинский паспорт, потому что в тот год, когда он лишился обеих ног, был гражданином другого государства. Как и мы все, впрочем. Или вряд ли тогда, в 2012-м мог предположить, какая страшная судьба ему уготована.

С тещами-свекровями не ладят многие. Ну ладно – очень многие...

Не ладил и Николай Петрович, хотя жену и дочку очень любил и любит. Работал в колбасном цехе одного из предприятий и да, выпивал. Тоже как многие коллеги по этому самому цеху. Вот это послужило формальной причиной тещиных претензий, на самом деле всё, скорее всего, банально уперлось в квартирный вопрос. Иначе как объяснить тот факт, что за все эти пять лет никто из домашних не хватился, не подал в розыск? Никак. В подробности на этот счет Петрович вдаваться не может – плачет. Слизывая слезы, шепчет уже в который раз заветные слова: жить хочу.

Видимо, это прискорбное для некоторых членов семьи обстоятельство и положило начало этой почти детективной истории. Когда некто, представившись другом семьи, наливал внезапному корешу Николаю странноватый коньяк в пластиковый стаканчик. Где дело было, история умалчивает, но после распития загадочной жидкости у Петровича отнялись ноги. Которые ему, ничтоже сумняшеся, ампутировали в шестой городской больнице.

Напоминаем, дело было в тогда ешё украинском Симферополе. Усадив несчастного уже инвалида в хреновенькую самодельную коляску, Фотченко выкатили на оживленную улицу, да там и оставили. По всей видимости, он и адрес свой вспомнил только по паспорту, но опять же – его там никто не ждал. Интересоваться, что же произошло на самом деле, тоже как-то никто не сподобился. В общем, Николай Петрович совсем не хочет сводить счеты с родней и эту тему даже обсуждать не жаждит.

Когда начались пятилетние странствия на коляске по внезапно ставшему враждебным городу, Петровичу было всего 42 года. После распроклятого коньяка стала отказывать и память, а что-то он, наоборот, помнил очень хорошо. А однажды он просто выпал из своей колченогой коляски, такой же увечной, как и сам инвалид. Да так и остался лежать – в метре от районной свалки, не имея сил забраться обратно на свои неверные колеса.

Первыми его обнаружили местные бродяги. Обнаружили и прониклись, потому что каждый представлял себя на месте Петровича и ощущался счастливчиком. Потому что на своих двоих и при полной памяти. Они и сейчас приносят ему нехитрые припасы наравне с двумя сердобольными женщинами из частного сектора поблизости. Жители одинокой высотки, с фарисейским снобизмом возвышающейся над помойкой, не снизошли ни разу. А ведь наверняка еще недавно со словами «Христос воскрес» проносили мимо беспомощного больного полуголодного калеки пасхальное угощение. Даже страшно представить реакцию Христа на такое, прости Господи, благочестие. Но не мы, видимо, такие – жизнь такая, хотя не всякий бытовой сволочизм можно прикрыть этой обветшавшей и дырявой фигурой речи.

Бомжи Петровича даже бреют и причесывают. Он жалуется на боли во всем теле, а когда местные жительницы дозвались-таки скорую, эскулапы по вполне конкретному указанному адресу отчего-то не заглянули. Дело было в минувшую пятницу, и встревоженным селянкам диспетчер выдала торопливую версию в духе «больной от госпитализации отказался». Сам больной рассказал, что врач, задумчиво на него поглядев с метрового расстояния, выдал философскую сентенцию. Вкратце она звучит так: ну заберу я тебя сейчас. А завтра снова выкину, тьфу, выпишу. Хочешь?

Оказаться в чужом районе среди совершенно незнакомых людей Петрович побоялся. Вот и весь нехитрый анамнез.

В полиции поинтересовались, не чинит ли инвалид беспорядки, не нарушает ли безобразия. И, услышав удивленный отрицательный ответ милосердной соседки Нины, облегченно открестились.

В департаменте социальной защиты два разных мужских голоса, не пожелавших назваться, сначала на все лады долго спрашивали, какого рожна, ну то есть почему, обращаются именно к ним. А потом сердечно попросили держать в курсе, после чего покинули рабочие места. Пятница, вечер, сами понимаете.

А наутро выпал снег, прямо как в песне рокера-питерца Шевчука. И Нина, как сказочная Дюймовочка замерзающую ласточку, накрывала Петровича сначала клочковатым бараньим одеялом, потом полиэтиленовой пленкой, чтоб не засыпало. А ее дочка Петровичу пасхальный кулич купила и принесла, в потом долго плакала и про себя, наверное, молилась.

Мечта у каждого своя. Знал бы Николай Петрович Фотченко о таком милом местечке в Симферополе, как Александровка, непременно возжелал бы там оказаться, в тепле и при кормежке. Меж тем Александровка эта ни что иное, как интернат для психически больных хроников, тогда как Петрович, по утверждениям очевидцев, нормальнее некоторых.

Кто-то скажет: сам виноват. Мы же просто, без морализаторства, просто призовем – помогите Николаю Петровичу Фотченко, бывшему гражданину, мужу, отцу, работнику. Он всего лишь хочет немного подлечиться и найти посильную работу. До него нет дела государственным органам, о нем сознательно забыла семья, но он все еще жив.

Хотя мало кто сегодня хочет знать о такой малости, как чья-то искалеченная судьба и близкая неминуемая гибель. Под забором, на помойке, как в присказке, которой издавна пугают непослушных детей их законопослушные родители.